Сил Розен, супруга основателя миссии «Евреи за Иисуса»: И вот я встретила Мессию…

Был новогодний вечер 1951 года. Я зашла в кладовку за стаканом и, выглянув из ее крошечного окна, посмотрела на полуночное небо. Одна звезда на юго-западе поразила меня своим ярким сиянием. Она была больше и ярче, чем любая звезда, которую я когда-либо видела. «Наверное, так выглядела рождественская звезда над Вифлеемом», – подумала я. Тогда я вдруг поняла, что я, еврейка, была на полпути к вере в то, что, по мнению моих близких, было неправдой.

Мы с моим братом-близнецом родились в Бостоне, штат Массачусетс. Каждый из нас весил меньше килограмма, так как роды были преждевременные. Первые недели нашей жизни прошли в инкубаторе. В те времена медицинские технологии были гораздо слабее, и то, что мы выжили, было поистине чудом.

Наша мать умерла, когда нам не было и года. Эта потеря так ударила по отцу, что у него произошел нервный срыв. К тому же, у него была эпилепсия, и, кроме того, он был единственный сын престарелых родителей. Будучи неспособен физически, эмоционально и материально заботиться о двух младенцах, он отдал нас в приемные семьи. Через пару лет отец снова встал на ноги, женился, забрал моего брата, но я осталась со своими приемными родителями – ортодоксальной еврейской парой иммигрантов из Восточной Европы.

Мой отец предполагал, что это была временная договоренность, однако перед тем, как взять меня к себе, приемные родители заставили его подписать какие-то бумаги. Тогда мои дела были плохи, и отец боялся, что я умру, если обо мне не позаботятся как следует. Он все подписал. Позднее оказалось, что он подписал документы об усыновлении. Отец глубоко сожалел об этом, но не боролся за возвращение родительских прав – он чувствовал, что для меня будет лучше, если он не будет вмешиваться в мою жизнь. Папа был религиозным человеком и твердо верил в то, что все это было «башерт» – «суждено». Он верил также, что однажды мы воссоединимся.

Религиозное детство

Мои приемные родители были очень религиозными, дома мы говорили только на идиш. Они рассказывали мне о ветхозаветных героях – Аврааме, Моисее и Давиде. Иногда истории были действительно из Библии, а иногда – просто легендами. Я часто слышала рассказы о приходе Машиаха: «Однажды он придет – верхом на белом коне. Все мертвые оживут, и мы все будем сидеть за длинным столом на небесах и есть левиафана – морское чудовище, которое Бог приготовит специально для этого случая». Также родители придумывали истории, чтобы приучить меня к ортодоксальному иудаизму. Обычно истории были о соблюдающем иудаизм еврейском ребенке, который столкнулся с какой-то жизненной дилеммой и решил ее.

Когда я была очень маленькой, то молилась своими словами всякий раз, когда мне было одиноко или страшно. Однажды, когда мне было около четырех лет, я молилась, чтобы Бог вернул мне мой любимый воздушный шарик, который лопнул. Когда этого, естественно, не произошло, я не разочаровалась, но продолжала по-детски верить в Бога, Который может сделать все, что захочет.

Вскоре после этого родители научили меня молиться на иврите. Хотя я не понимала, что говорю, я с покорностью повторяла молитвы утром и вечером. Это был поворотный момент. Молитва стала для меня обязанностью, а не способом общения с Богом, и я больше не молилась своими словами.

С шести лет я каждый день ходила в еврейскую школу. Мы научились читать и писать на иврите, изучали слова и грамматику. После того, как мы освоили основы иврита, Ветхий Завет стал нашим учебником. Мы запоминали слова, относившиеся к изучаемому тексту, кропотливо переводили Тору (Пятикнижие), а затем и исторические книги.

За все это время нам никогда не говорили о Писаниях как об источнике духовного познания или утешения. Мы знали, что в нашей еврейской Библии – Танахе – есть поэтические книги и пророческие писания, но мы их никогда не изучали. Цитаты из них так быстро произносились на иврите во время службы в синагоге, что мало кто из взрослых мог их понять.

Уже после окончания еврейской школы я приобрела Ветхий Завет на английском языке. Прочла некоторые места из Псалтыря и книги Притчей, но никогда не читала пророков. Я посчитала их не столь важными, да и слишком трудными для понимания даже на английском.

По воскресеньям утром я ходила на дополнительные занятия, где мы изучали еврейскую историю и традиции и проводили нашу собственную сокращенную версию синагогальной службы, используя иудейский молитвенник – сидур.

Дома мать строго соблюдала правила кашрута. Перед приготовлением мяса мы засаливали и выдерживали его, пока в нем совсем не останется крови. Мы никогда не ели свинину или моллюсков. Мы использовали разную посуду для мясных и молочных продуктов. Мы даже мыли эту посуду разными брусочками кошерного мыла и вытирали разными полотенцами! Мыло и полотенца были помечены цветом – красные использовались для мясной посуды, а синие – для молочной. На Песах мы отказывались от всей нашей обычной посуды и пользовались особой, пасхальной – лишь одну неделю в году.

Также мы соблюдали субботу и все еврейские праздники. В пятницу перед заходом солнца моя мать зажигала субботние свечи, и у нас была шаббатняя трапеза. Перед едой мой отец всегда читал кидуш – благословение над чашей сладкого крепленого вина – и моци – молитву над халой. Мы никогда не тушили свечи – они должны были догореть до конца. Иногда, когда я смотрела на них, то ощущала сверхъестественный страх – как будто в мерцающем пламени была какая-то особая святость. Подобное чувство я испытывала в синагоге, когда смотрела на ковчег, где хранились свитки Торы. Когда открывали бархатный занавес, чтобы вынести свитки, я всегда прикрывала глаза, не смея заглядывать внутрь ковчега. Я думала, что там находится Бог, и чувствовала, что не имею права видеть Его святость, – иначе произойдет что-то ужасное!

Подростковый бунт

Наш еврейский квартал находился рядом с ирландским и итальянским районами. Между нами и городской библиотекой, в которую я любила наведываться, находилось несколько католических соборов. Они казались мне такими таинственными! Но кресты и особенно распятия вызывали у меня дискомфорт. Не потому, что я, еврейская девушка, не имела ничего общего с языческой религией или ее Богом. Вид Иисуса, почти обнаженного, в агонии и унижении, печалил меня. Я чувствовала, что если буду смотреть на Него, это как-то усилит Его страдания и позор, поэтому я старалась не смотреть на распятия и не думать о Нем.

Вообще-то, у меня была масса других дел, с которыми нужно было справляться, чтобы быть хорошей еврейкой: у нас было множество правил, помимо законов кашрута. От заката пятницы и до заката субботы я не должна была пользоваться ручкой, карандашом, фломастерами, ножницами или иголкой с ниткой. Впрочем, если бы у меня были к этому способности, мне бы разрешили пользоваться ножом, молотком или пилой. Любопытно, что в нашей семье разрешалось пользоваться электричеством в субботу. Мы также готовили, ездили на общественном транспорте (машины у нас не было) и ходили по магазинам. Я знала, что некоторые более ортодоксальные евреи ничего этого не делали. И также заметила, что другие, менее ортодоксальные евреи не соблюдали столько правил, сколько соблюдали мы.

Когда я стала старше, эти несоответствия стали меня смущать, и я задалась вопросом, почему моя семья соблюдала только некоторые из правил. Затем я подумала, действительно ли это имеет значение, ведь другие евреи делали и того меньше. Действительно ли все эти законы были даны Богом? Если бы это было так, разве весь еврейский народ не соблюдал бы их все? А если нет, то зачем их соблюдать вообще?

В то время Бог для меня был не очень важен. Я не считала, что Он любит меня, и не видела причин любить Его. В лучшем случае я представляла Его всевластным существом, которое требовало от евреев больших жертв за привилегию быть избранным Им народом.

В 12 лет я закончила учиться в еврейской школе и начала воплощать в жизнь свои мятежные мысли. Я пробовала некошерную еду (и наслаждалась ею!). Не пораженная молнией с неба (и даже болью в животе), я начала задаваться вопросом: «А существует ли Бог вообще?». И если существует, и для Него так важно, чтобы я соблюдала древние еврейские законы в современном мире, то зачем Он сделал их такими неудобными?

Когда мне было 13, моя приемная мама заболела бронхиальной астмой, и летом после моего дня рождения мы ради ее здоровья переехали в Денвер, штат Колорадо, где климат был более сухим. Там мы поселились в западной части города – в менее дорогом из двух еврейских районов.

Летом, когда мне уже было 15, долговязый соседский мальчик Мартин Розен постучал в нашу дверь. У него была летняя подработка – он продавал светящиеся в темноте номера для домов и выключатели для света. Скорее по доброте, чем по надобности, моя мать заказала два выключателя. Вернувшись с ними через несколько дней, он пригласил меня на свидание. Так началась моя подростковая романтика, которая в итоге привела к созданию семьи.

Мы много о чем говорили, но о религии – почти никогда. У Мартина (или Мойша, как он позже предпочитал называться) были свои представления о религии, а у меня, бунтарки, – свои. Его семья была ортодоксальной только номинально, но он гордился своими еврейскими корнями, хотел чувствовать себя частью еврейского народа и соблюдать некоторые традиции. Я же в душе боролась со строгостями своего еврейского воспитания. Хотела быть сама по себе, что в тот момент означало «быть максимально не соблюдающей традиции, сохраняя при этом еврейское самосознание».

Моя детская вера в Бога давно исчезла, и я была готова отрицать Его полностью. Все очень просто: если я больше не верю в Бога – значит, я не подотчетна Ему, и жить мне будет намного легче. По крайней мере, вне дома я была бы свободна от религиозных ограничений, которые мне трудно соблюдать. Я перешла от агностицизма к атеизму и яростно заявляла, что Бога нет. Но даже когда эти слова слетали с моих уст, глубоко внутри я не была уверена в этом на все сто. Тем не менее, я начала повторять эту мысль другим – скорее, чтобы убедить себя, а не собеседников.

Зимой, когда мне было 16 лет, у хора старшеклассников была важная роль в школьной рождественской программе. В школе меня всегда привлекали рождественские песни, но родители не разрешали мне участвовать в программах на Рождество. Теперь же мне нужно было спеть на концерте, иначе бы я испортила весь семестр. Я придумала полуправду о том, почему должна быть в школе в тот вечер, тайком вынесла костюм из дома и отправилась на рождественскую программу. В длинных юбках и платках на голове, чтобы одежда напоминала библейскую, мы, медленно пританцовывая, ходили по сцене и пели: «О, приди, приди, Эммануил и искупи Израиль». Хотя мы много раз повторяли эти слова, я неожиданно для себя обнаружила, что размышляю над их смыслом. Правда ли, что Иисус был и для нас, евреев? И что эти слова на самом деле значили? Я не верила даже в своего собственного еврейского Бога, так почему же я должна верить в Иисуса – Бога язычников?

Удивительное открытие!

В следующем году я закончила учебу в старших классах и нашла работу секретаря в адвокатском бюро в центре города. Я продолжала жить дома и старалась видеться с Мойшем как можно чаще – почти каждый вечер и в выходные. Однажды вечером он не появился. У нас не было телефона, а идти к нему домой и беспокоить его семью было бы неприлично. Поэтому я всю ночь не спала и волновалась. На следующий день Мойш пришел и извинился. Он объяснил, что после работы встретил на трамвайной остановке молодого нееврея Орвилла и они разговаривали до рассвета! Я не спрашивала, а он так и не рассказал, о чем же они так долго говорили.

А потом я познакомилась с Орвиллом и его женой Хуанитой. Они были всего на пару лет старше нас и жили поблизости. У рыжего Орвилла была широкая мальчишеская улыбка, он носил очки. Они с женой жили с бабушкой, отцом-проповедником и братом. Темноглазая, с мягким голосом Хуанита казалась мне довольно хрупкой женщиной. Вероятно, потому что носила простую одежду и не пользовалась косметикой. Они ничего не говорили, но я чувствовала, что они были «религиозными». Я следила за своей речью в их присутствии и не упоминала о своих атеистических взглядах.

Когда мне исполнилось 18 лет, мы с Мойшем поженились. У нас была традиционная церемония в ортодоксальной синагоге в Западном Денвере. Как и положено, Мойш заявил, что берет меня в жены по Закону Моисея, но я ничего не сказала. Я просто стояла под бархатной хупой и улыбалась. Мне не нужно было ничего говорить. Конечно, никто из нас не ожидал соблюдения Закона Моисея в нашем новом доме – это была лишь часть церемонии. Традиция была прекрасной, если не воспринимать ее слишком серьезно. Мы не были опутаны ортодоксальными правилами и постановлениями. Мы были просто современными американскими евреями без каких-либо религиозных заморочек.

В начале нашей семейной жизни, в 1950 году, началась война в Корее. Ожидая, что Мойша призовут в армию, мы решили создать семью. Если Мойшу придется уйти, ребенок был бы для меня компанией. А если я не смогу справляться в одиночку, то всегда могу переехать к родственникам, которые были добры и готовы поддержать нас. Впрочем, к нашему приятному удивлению, моя беременность помогла Мойшу в отсрочке призыва.

Теперь я была довольна и счастлива! У меня была настоящая свобода быть тем, кем я захочу. Но потом произошло нечто странное. Поскольку из моей жизни ушло религиозное давление, я стала свободна и, наконец, начала переосмысливать свои настоящие убеждения. Впервые за многие годы я смогла признать, что на самом деле всегда верила в Бога!

Мне необязательно было опять принимать ортодоксальный иудаизм, но я могла бы начать с того, чтобы признать Бога. Впервые с детских лет я молилась своими словами – просила прощения у Бога за все сказанное о Нем, благодарила за Его благословения в моей жизни и молилась о благополучии нашего будущего ребенка.

Зачем бояться прихода нашего долгожданного Мессии?

Вскоре родилась наша дочь Лин. Жизнь была поистине хороша! Мы жили в нескольких минутах ходьбы от обеих наших семей и никогда не испытывали недостатка в нянях. Лин стала для них первой внучкой; все стремились и считали за привилегию побыть с ней. Обычно мы проводили шаббатнюю трапезу дома у родителей Мойша в пятницу вечером и обедали с ними каждое воскресенье во второй половине дня. С моей семьей мы проводили меньше времени, но они регулярно видели внучку, брали ее к себе домой или гуляли, катая ее в красивой английской коляске.

Вскоре после рождения Лин Мойш купил мне проигрыватель и грампластинки. В альбомах были оркестровые композиции классических произведений в современной обработке, которые нам обоим нравились, а также песни популярного тенора Марио Ланцо. Среди записей был и альбом рождественских песен. Сидя дома с ребенком, я часами слушала эти записи.

Однажды, за неделю до Рождества, я включила этот альбом и вдруг слова песни «О, малый город Вифлеем» поразили меня! Мне стало интересно, что же это значит: «Сегодня в тебе встречаются надежды и страхи всех веков»? Это о мессианских надеждах? Но зачем бояться прихода нашего долгожданного Мессии? Неевреи говорили, что Иисус был Мессией. Неужели мы, евреи, боимся их убеждений? Неужели мы боимся думать об Иисусе как о Мессии потому, что это может быть правдой? Не потому ли мне никогда не разрешалось упоминать Его имя дома? И почему, когда по радио звучала эта прекрасная музыка, которая мне так нравилась, родители быстро переключали на другую станцию? Был ли Иисус Вечным Светом, как пелось в этой песне?

Я слушала песню «Мы, три царя» и думала о чудесной звезде, которая вела мудрецов к новорожденному Христу. Я росла, слушая эти гимны в школе, тайно наслаждалась ими (кроме тех странных для меня фраз, где Он назывался Господом). Теперь, впервые в жизни, я воспринимала эти песни по-новому и задавалась вопросом – может ли то, о чем в них поется, быть правдой? Я чувствовала, что должна спросить об этом Бога.

Я молилась: «Боже, есть ли смысл в том, как христиане говорят об этом Иисусе? Должна ли я верить в Него? Я готова делать то, что Ты хочешь, даже если это значит вернуться к строгим иудейским правилам, которых я избегала. Я готова зажигать субботние свечи, соблюдать кашрут, соблюдать все законы и снова стать ортодоксальной еврейкой, если Ты этого хочешь. Но, пожалуйста, покажи мне, хочешь ли Ты этого, – или Ты хочешь, чтобы я поверила в то, что говорят христиане об Иисусе?»

Когда я закончила молитву, ребенок проснулся. Занявшись дочкой, я позабыла о своей просьбе Богу. Через неделю, в канун Нового года, мы с Мойшем вернулись со свадьбы друзей, и я пошла в кладовку за стаканом. Тогда я выглянула в окно и увидела такую же самую звезду. С этого момента во мне начала расти потребность прочитать Новый Завет – в нем рассказывалось все об Иисусе, и я должна была узнать, кто же Он!

Но посмею ли я держать «языческую Библию» у себя дома? Что подумает мой муж? Что скажут мои родители? Если они зайдут и увидят эту черную обложку с позолоченной надписью, то очень разозлятся! Моя мама была довольно искусна в оскорблениях, когда злилась. Предпочитая уйти от возможных неприятностей, я долго ждала, прежде чем уступила растущему желанию обзавестись Библией.

Наконец, спустя много месяцев, я набралась смелости и стала действовать. Я попросила двоюродную сестру Мойша – Дороти – раздобыть для меня Библию. Мы дружили, и я могла рассчитывать на ее поддержку. Она работала в центре города, где могла незаметно купить недорогую Библию. Я ей сказала: «Убедись, что это будет полная Библия. Понимаешь? И Ветхий, и Новый Завет. Но никому не рассказывай!» Она нахмурилась, но ни о чем меня не спросила.

Через пару дней Дороти вручила мне коричневый бумажный пакет. Внутри была Библия в переводе короля Якова, напечатанная на дешевой газетной бумаге. Она стоила всего 69 центов, но для меня была бесценной! Я отдала деньги Дороти и едва могла дождаться, когда она уйдет, чтобы начать читать!

Я быстро пролистала те части, которые уже знала из еврейской школы – Пятикнижие и исторические книги, менее знакомые мне Псалмы и Притчи, еврейских пророков, чьи имена я смутно припоминала. Наконец, я дошла до Нового Завета. Теперь-то я смогу узнать, кем был Иисус! С нетерпением я начала читать Матфея 1:1: «Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова…» Что с этим не так? Почему мы, евреи, не верим в Иисуса? Он же еврей!

Я жадно читала, пока не пришло время готовить обед. Затем спрятала Библию в ящик стола, где ее никто не должен был увидеть. Потом всякий раз, когда у меня выпадали минуты уединения, я брала Библию и читала ее. И чем больше я читала, тем больше видела, что это была еврейская книга о Еврее, утверждавшем, что Он и есть наш Мессия!

Я рассуждала так: «Если Ветхий Завет верен, как меня учили с детства, то и Новый Завет также верен. Это все одна книга!» Чем больше я читала, тем больше чувствовала привязанность к Иисусу и к тому, что Он говорил. Все это было так прекрасно и очевидно для меня. Я просто поняла, что Иисус реален. Я любила Его, но боялась. Мои родители, мои друзья, даже мой муж, вероятно, не потерпят того, о чем я думала! Они будут в ярости! Осмелюсь ли я продолжать?

Затем я дошла до Матфея 10:37, где прочла: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня». Я вспомнила, что молилась, прося Бога показать мне истину, и сразу поняла – я должна принять то, что Он мне показывал, независимо от цены, которую мне придется заплатить за свою веру.

Я закончила четыре Евангелия и начала первую главу Деяний. И когда прочла о том, что Иисус вознесся на небеса, то была разочарована. В сердцах я закричала: «Вернись! Я хочу больше узнать о Тебе!» И снова вернулась к Евангелиям.

Не заставляй меня выбирать!

Чем больше я узнавала об этом замечательном Человеке, тем более возрастало мое волнение – я едва могла его скрыть. Иногда я даже могла сболтнуть лишнее Мойшу или Дороти: «Ой, я только что узнала, что молитва Господня, которую мой класс читал каждый день в средней школе, была из Нового Завета!» Или: «Представляете? Я никогда не думала, что выражение «соль земли» – это слова Иисуса!» На первых порах мои откровения вызывали лишь подозрительные взгляды или небрежное пожимание плечами. Зачем волноваться? Какое это имеет значение? Мойш и Дороти были единственными людьми, которым я осмелилась признаться в том, что прочитала часть Нового Завета (и поверила в него). Они решили, что мой интерес пройдет, но он не прошел.

Наступила осень, и мне все больше хотелось поговорить с кем-то об Иисусе. Но с кем? Внезапно я вспомнила Орвилла, Хуаниту и их отца-проповедника. Будучи заняты ребенком и семейной жизнью, мы их давно не видели. Когда я случайно упомянула о них мужу, он сказал, что они недавно переехали в Гэллап, штат Нью-Мексико. Во мне все упало. Теперь я никому не могла рассказать о своей растущей вере в Иисуса. Не у кого мне было найти ответы на свои многочисленные вопросы.

Я молилась: «О, Боже! Пожалуйста, помоги мне найти кого-то, с кем я могла бы поговорить об Иисусе». Затем, как и с той молитвой под Новый год, я занялась домом и ребенком и просто забыла, о чем молилась.

Я забыла, но Бог – нет. Он ответил мне с удивительной точностью! В один из хмурых февральских дней негритянка средних лет поднялась по заснеженным деревянным ступеням к нашей квартире и позвонила в дверь. Ее звали Ханна Ваго, она была миссионером, служившим еврейскому народу.

Орвилл и Хуанита Фристоун написали ей и попросили посетить нас с Мойшем! Тогда я не знала, что их семья молилась за Мойша три или четыре года – с того самого первого разговора об Иисусе на трамвайной остановке. Однажды, когда Фристоуны молились в Нью-Мексико, Бог показал им, что пришло время попросить свою подругу-миссионера в Денвере посетить семью Розен.

В тот день миссис Ваго пришла по снегу и гололеду, проехала через весь город на трамвае. И вот, она сидела в моей гостиной, держа в руках Библию с параллельными местами. У нее было также много брошюр для евреев, интересовавшихся личностью Иисуса. В них были ответы на многие мои вопросы (и на некоторые, о которых я даже не задумывалась!) Внезапно я вспомнила о своей молитве и, осознав этот удивительный Божий ответ, спустилась в кладовку вытереть слезы. Я не хотела, чтобы незнакомый человек увидел, что я плачу.

Миссис Ваго начала терпеливо учить меня из Писаний. Она нарисовала схему, из которой я поняла, что все человечество греховно и отделено от Бога из-за греха первого человека Адама. Она объясняла, что Моисей и еврейские пророки говорили о Мессии. Что в книге Даниила описывается период времени, который должен был пройти до прихода Мессии, и как Иисус исполнил все пророчества, умерев на кресте за грехи всего мира и воскреснув из мертвых.

Она показала мне множество отрывков из Ветхого Завета, которые укрепили мою веру в Иисуса. Я не могла поверить своим глазам, когда она открыла 53 главу Исаии! Настолько это было прекрасное описание страдающего Мессии. И это должно было быть пророчеством именно об Иисусе! Она показала мне Псалом 2 и Притчи 30:4, где говорилось, что у Бога есть Сын. Я заинтересовалась – как вышло, что за все годы в еврейской школе мне никогда не говорили о существовании этих отрывков из Писания?

Когда миссис Ваго впервые учила меня о вознесении Церкви, это немного подорвало мое доверие. Ведь наивно считать, что люди могут подняться в воздух и измениться! Но я решила оставить это, пока не узнаю больше. И когда я стала больше доверять библейским ответам, то решила, что если в Библии так сказано, значит, это должно быть правдой. Моя вера укреплялась, когда я усваивала то, чему меня учила миссис Ваго.

Мойш знал, что я изучаю Новый Завет. Сперва он сказал: «Если ты хочешь верить всему этому – все нормально. Просто никому не рассказывай.» Затем, когда я попыталась привлечь его к вере и давала брошюры, принесенные миссис Ваго, он все больше отвергал веру в Иисуса и ожесточался. В конце концов, Мойш сказал, что не хочет, чтобы миссис Ваго приходила к нам домой. Я подумала, что это не страшно: погода была плохая, и мы могли просто продолжать наши занятия по телефону.

Однажды во время изучения Библии по телефону Мойш попытался дозвониться домой с работы, а линия была очень долго занята. Он знал, что я разговариваю с миссис Ваго. Рассерженный, он ушел с работы и, зайдя в дом, вырвал телефон из стены!

Я очень смущалась, пытаясь объяснить мастеру, что произошло, но он починил все без комментариев. После этого мы продолжили изучение Библии по телефону, но звонки стали короче.

Мойш был все больше недоволен моим растущим религиозным рвением. В какой-то момент он начал ругаться со мной по поводу моих убеждений и высказал мне то, что я и так знала. Если наши семьи и друзья узнают – они отрекутся от нас! Нас исключат из еврейской общины. Он может даже потерять работу в магазине спортивных товаров, принадлежащем еврею. Я ответила, что просила Бога показать мне истину, и Он это сделал. Я не могу отрицать то, что Он показал мне. Если я должна буду выбирать между семьей и Богом, я выберу Бога. «Пожалуйста, не заставляй меня выбирать!» – сказала я. Мойш понял, что я говорю серьезно и оставил эти разговоры.

В 1953 году в Страстную неделю в газете «Денвер пост» печатались отрывки из книги Фултона Ауэрслера «Величайшая из когда-либо рассказанных историй». По-прежнему жаждая узнать что-то об Иисусе, я каждый день с упоением читала эту колонку. Да, это была художественная книга, но основанная на Писании. Благодаря ей Иисус и Голгофа стали для меня еще ближе. В Страстную пятницу я отправилась в гости к друзьям. Я размышляла о том, что христиане отмечают в этот день; я чувствовала и грусть, и сопричастность. Я размышляла об Иисусе, умирающем на кресте за меня и за всех людей в этом автобусе: о, если бы они это только приняли! Но вместе с грустью я почувствовала необычайно сильную любовь к этим людям. Я не могла им ничего рассказать, потому что еще недостаточно хорошо знала Писания. Но это была Божья любовь, посеянная в моем сердце Святым Духом.

Я прошла весь путь: сначала – жесткие рамки религии, затем – в подростковом возрасте свобода от нее, породившая бунт и отчуждение от Бога. Теперь, познав Христа как своего Мессию и Искупителя, я получила настоящую радость и осознание того, что я – в Божьей руке. Переполненная любовью к Нему, я хотела повиноваться Ему во всем.

В пасхальное воскресенье я пошла в евангельскую церковь. Муж разрешил это при условии, что поход будет в первый и последний раз, и я выйду из дома незаметно, чтобы соседи ничего не узнали. В те дни женщины носили в церковь шляпы. Поэтому если бы кто-нибудь из нашего еврейского квартала увидел меня в шляпе воскресным утром, он бы сразу понял, куда я иду. Когда подъехало мое такси, я побежала к машине со шляпой в бумажном пакете и одела ее уже после того, как мы выехали из еврейского квартала.

Миссис Ваго объяснила мне, как попросить у Бога прощения за свои грехи. Мне нужно было посвятить свою жизнь Иисусу, потому что Он понес заслуженное мною наказание, добровольно принеся Себя в жертву и умерев за меня. Она также рассказала, как люди делают это в церкви. Когда после проповеди пастор предложил людям выйти вперед и публично исповедать свою веру в Иисуса, я вышла. Все в этом собрании радовались за меня! И многие молились вместе со мной, чтобы Мойш тоже пришел к вере.

Божий план

После этого я неделю за неделей ежедневно и много молилась за Мойша. Часто, склонившись над раковиной, мыла посуду, плакала и молилась. И больше не обсуждала тему Иисуса с мужем – чувствовала, что он снова рассердится.

А однажды я специально оставила на столе небольшой буклет о небесах. Мойш взял его, прочитал и подумал вслух: «Небо не такое, как говорит автор!» В этот момент он понял, что у него есть представление о рае. Он понял, что действительно верил в написанное в Библии, даже в той ее части, которая рассказывает об Иисусе! Годами раньше он слышал от Орвилла многое из того, что я теперь говорила. Но отвергал это, потому что не хотел платить цену, не хотел считаться отступником. Теперь он понял, что больше не может сражаться против того, что, как он чувствовал, было истиной.

В ту ночь он повернулся ко мне в постели и сказал: «Я верю во все то, что веришь ты. В Иисуса. Что мне теперь делать?» Я не верила своим ушам!

«Ты должен сказать Богу, что осознаёшь себя грешником и нуждаешься в прощении, которое Иисус дает через Свою смерть на кресте и воскресение. Потом надо пойти в церковь, посвятить свою жизнь Иисусу и принять водное крещение», – сказала я.

«Завтра воскресенье. Пошли в ту церковь, в которую ты ходила!» – ответил мой муж.

На следующее утро мы пошли в церковь. Это был праздник Пятидесятницы – прошло шесть недель после моего публичного покаяния и принятия Христа. В конце служения Мойш сделал то же самое, что сделала и я. Теперь мы были едины в нашей общей вере! Мы начали регулярно посещать эту церковь и в июле того же года вместе приняли водное крещение.

Мойш пытался рассказать своей семье о нашей вере во Христа, и, как и ожидалось, его родные расстроились. Я же боялась рассказывать своей семье, но новость дошла и до них. Однажды моя мать угрюмо заговорила со мной: «Я слышала, что ты стала гойкой [язычницей]». Я попыталась объяснить: «Нет, мам, я не перестала быть еврейкой; просто я верю, что Новый Завет говорит правду и что Иисус – наш Мессия». Она не стала обсуждать это и отправила меня к отцу. Отец настаивал на том, чтобы мы посетили раввина. Я согласилась, зная, что он никогда не отговорит нас от веры в Иисуса.

Раввин спросил нас, во что мы верим, и мы рассказали ему. Я процитировала Исаию 7:14 о рождении младенца от Девы и Исаию 53:6 о том, что Мессия взял на Себя все наши грехи. А также Иеремию 31:31 о новом завете, который заключил с нами Бог. Когда я закончила, раввин сказал: «Я не могу обсуждать эти вещи с вами сегодня, потому что я только переехал сюда, и мои книги с комментариями еще не прибыли. Вам нужно приехать еще раз». Мой отец был особенно разочарован тем, что не услышал объяснения раввином 53 главы Исаии. Он хотел, чтобы мы снова пошли к раввину, но мы сказали, что не пойдем: если раввин не знает, во что он верит, без своих комментариев, то нам с ним не о чем говорить.

Моя семья сказала, что если мы не пойдем еще раз к раввину, то не сможем приходить к ним домой и даже общаться с ними. Мы приняли их слова, и они никогда больше не говорили с нами. Вскоре после того случая с раввином они исчезли из города, и позднее мы узнали, что они уехали в Израиль.

Примерно год семья Мойша не разговаривала с нами. Единственной связью с родителями была наша девочка: мой шурин забирал Лин и отводил ее навещать дедушку с бабушкой. Она проводила пятничный вечер, а иногда и большую часть субботы с ними, а домой возвращалась часто с новым платьем, новой обувью или игрушкой. В конце концов, родители Мойша снова пригласили нас к себе. Мы начали ходить к ним в гости в пятницу вечером или в воскресенье после обеда, но отношения всегда были немного напряженными – нас строго предупредили не начинать тему об Иисусе.

Примерно год спустя Мойш почувствовал сильное желание рассказывать об Иисусе другим людям. Однажды в молитве Бог сказал ему: «Ты просишь Меня послать кого-то. Я хочу, чтобы пошел ты». Мы покинули Денвер и переехали в Эссекс Феллс, штат Нью-Джерси, где он поступил в Северо-Восточный библейский колледж.

Как только я узнала, что мы переезжаем на восток страны, я написала своей родной семье (Мойш всегда побуждал меня поддерживать связь с ними). Я объяснила им, что мои приемные родители отказались от нас, потому что мы стали верующими в Иисуса. Я написала: «Если вы не хотите слышать о нашей вере – мы примем это. Но если вы хотите увидеть нас, мы можем приехать ненадолго в Бостон». Они сразу же ответили, что им все равно, во что мы верим, и что они будут очень рады нас увидеть. Мой отец много лет молился, чтобы семья воссоединилась!

И вот, через пару месяцев мы постучались в дверь дома моего отца в Дорчестере, штат Массачусетс. Это было на Хэллоуин, и я одела нашу трехлетку Лин в красный плащик с капюшоном. Когда моя мачеха открыла дверь, Лин обезоруживающе улыбнулась и сказала: «Привет, я маленькая Красная Шапочка, и я пришла к своей бабушке!» Она сразу же покорила сердца всех! Семья радушно приняла нас, и это было прекрасное воссоединение!

Ради Бога я оставила семью, которая меня воспитывала, но Он даровал мне другую. Я ближе познакомилась со своим братом-близнецом и со сводными братьями. У меня замечательные отношения с мачехой и родным отцом.

На протяжении семнадцати лет после этого воссоединения мы с Мойшем молились о спасении моей семьи. Летом 1967 года мой родной отец отдал свое сердце Иисусу. Он умер несколько лет спустя, но я знаю, что увижу его снова на небесах.

Все получилось. Это все было в Божьем плане. Как и мой отец, я знаю, что все это было «башерт».

У Бога были причины, по которым я была отделена от родной семьи. Он терпеливо переждал мой подростковый бунт. Через обстоятельства и окружение Он сформировал меня как человека достаточно любознательного и смелого, чтобы пойти против течения, против еврейской традиции и отдать свою жизнь Мессии Иисусу. Он вывел меня из Бостона в Денвер, чтобы я встретила там своего будущего мужа – человека, которого я привела ко Христу и который стал лидером на миссионерских полях еврейского благовестия.