Сказочка на ночь: «Мудрый портной»

Shtetl Mezhirich. Klezmers. Birthday Grandfather. is a painting by Eduard Gurevich.

П

огромы в провинции происходили все чаще, и дружественно настроенный нееврей уведомил жителей поселения, что Вайсехвус также в списке на погромы.

«Чем мы такое заслужили?» — воскликнула Злата, жена мясника.

Фейвел-кожевник вознес руки к небу и принялся сетовать: «Тебе недостаточно того, что мы нищие? Теперь нам придется еще и пережить смертельное нападение казаков!»

Народ Вайсехвуса был в ярости. Люди злились не на царя, не на антисемитизм, отравлявший их землю, а на своего Бога.

Бериш-портной казался единственным жителем маленького штетла, которого не зацепила новость о приближающейся беде. Бериш не злился. Он даже не был напуган. Это могло означать одно из двух: либо он знал нечто, неизвестное другим, либо он был глупцом.

Горожане решили, что Бериш не мог знать больше, чем другие. Он был простым портным. Посему они решили, что, вероятно, он болен, и болезнь ослабила его умственные способности.

«Заберу-ка я лучше свой шаббатний костюм от этого безумного портного», — подумал Цви, трактирщик, «А то мало ли, пришьет к пиджаку третий рукав или сошьет вместе две штанины!»

Беришу казалось любопытным, что все бежали к нему, требуя назад свою одежду, которая так и не дождалась починки, или, что еще хуже, отменяя заказы на новую одежду. Никто не говорил ему, почему так происходит. Ведь как объяснить подобное глупцу?

Погром близился, источники дохода быстро иссякали, но Бериш по-прежнему казался спокойным и даже довольным своим положением.

Плохие новости продолжали поступать. Поселок, находившийся менее чем в дне пути от них, был сожжен дотла. Раввину удалось забрать свитки Торы и спрятать их до прибытия казаков, но больше ничего сберечь не удалось. Все погибли в ходе жестокой расправы.

В это время Бериш, оставшись без работы, решил прогуляться на лугу прямо за штетлом. Стоял прекрасный летний день, небо было ясное и солнце пробивалось сквозь яблони и груши, высаженные в ряд на плодородной земле. Бериш нашел небольшой участок с мягкой зеленой травой, сел и начал размышлять о событиях последних нескольких недель.

«Что если и правда существует царский план по уничтожению нашего маленького штетла?» — думал Бериш. «Почему я должен переживать о ситуации, которую не в силах контролировать? Если я стану тревожиться и обвинять Всемогущего, то что это скажет обо мне как о еврее? Бог никогда не обещал нам легкой жизни. Однако Он никогда не покидал нас в моменты, когда мы нуждались в помощи. Я не хочу умирать, также как Цви или Злата. Мне нравится сидеть здесь и созерцать красоту Божьего творения. Чего мне бояться с Богом, создающим такую красоту? Да и можно ли винить Бога, давшего мне жизнь, если эта жизнь вернется к Нему?

Наше существование в нашем маленьком штетле Вайсехвус — не более чем мгновение в сравнении с тем временем, которое у нас будет в вечности с Творцом. Так стоит ли мне злиться на Бога из-за вероятности быть забранным из нищеты и тягот этой жизни и поселиться в царском дворце в Эдемском саду?»

Для Бериша все было предельно ясно, и он чувствовал, что обязан показать своим согражданам бессмысленность их тревожности. Он направился обратно в Вайсехвус, твердо решив поделиться со своими братьями своим внутренним миром.

Однако, пока Берниша не было, в поселок пришли новости, гласившие, что шествие казаков с их насилием, убийствами и грабежом остановилось. Те, кто вызывал такой сильный страх, пострадали от какой-то странной чумы, скосившей их ряды. Сильные и внушавшие страх казаки кричали от боли и умирали от странной невиданной болезни, о которой никто никогда не слышал. Стало понятно, что погрома, запланированного в Вайсехвус, не будет.

Приближаясь к поселку, Берниш услышал звуки ликования и песен. Его лицо засияло, так как он решил, что жители штетла образумились. «Они радуются в Господе, когда смерть поджидает их за углом. Как сильно возросла их вера!»

Дела у Бериша пошли в гору, и он начал процветать, так как жители поселка стремились сотрудничать с мудрым портным, который с самого начала знал, что нет причин для тревоги.