Некоторые родители, пережившие Холокост, ничего не рассказывают об этом своим детям. Они просто молчат. А некоторые выжившие рассказывают своим детям всё. Как-то, будучи ещё совсем маленьким, я залез на колени к отцу и спросил: «Что это за номер у тебя на руке?» Он не стал уходить от ответа и прямо сказал мне, что был в концлагере. Он вырос в Польше недалеко от города Лодзь, и провёл четыре с половиной года в нескольких лагерях принудительного труда, одним из которых был Освенцим. Тогда он не стал объяснять, через что ему пришлось пройти, но, когда я стал постарше, папа постепенно начал рассказывать мне больше. Однажды я спросил его, ходил ли он в школу, и он ответил, что, когда он был в моём возрасте, еврейских детей не брали в средние школы. Он рассказал мне, что во времена его детства в Польше пасхальная неделя была для них чем-то ужасным — его семья никогда не выходила из дома. А если кто-то из евреев показывался на улице, священник выходил из церкви с большим крестом, а дети бросали камни и обзывали их «христоубийцами»...

Я родилась в Чехословакии в 1935 году. Нашей семье принадлежала одна из крупнейших текстильных фабрик в Чехии. В 1940 году, когда немцы оккупировали эту территорию, они в первую очередь арестовали владельцев промышленных предприятий, и отец не стал исключением. Его отправили в Варшавское гетто. Больше мы никогда его не видели...

Она даже слышала, как снаружи чиркают спички. Вся деревня вокруг уже полыхала, и нацисты пытались поджечь последний уцелевший дом. В его стенах находилась Мария Вайнштейн — сидела, крепко обнявшись с недавно удочерившей её семьей. Там, посреди этого хаоса, евреи и неевреи объединились как одна семья в горячей молитве…