Некоторые родители, пережившие Холокост, ничего не рассказывают об этом своим детям. Они просто молчат. А некоторые выжившие рассказывают своим детям всё. Как-то, будучи ещё совсем маленьким, я залез на колени к отцу и спросил: «Что это за номер у тебя на руке?» Он не стал уходить от ответа и прямо сказал мне, что был в концлагере. Он вырос в Польше недалеко от города Лодзь, и провёл четыре с половиной года в нескольких лагерях принудительного труда, одним из которых был Освенцим. Тогда он не стал объяснять, через что ему пришлось пройти, но, когда я стал постарше, папа постепенно начал рассказывать мне больше. Однажды я спросил его, ходил ли он в школу, и он ответил, что, когда он был в моём возрасте, еврейских детей не брали в средние школы. Он рассказал мне, что во времена его детства в Польше пасхальная неделя была для них чем-то ужасным — его семья никогда не выходила из дома. А если кто-то из евреев показывался на улице, священник выходил из церкви с большим крестом, а дети бросали камни и обзывали их «христоубийцами»...

Кошмарные годы Холокоста навсегда изменили еврейский мир, нанеся незаживающую рану, из-за которой для многих смысл нашего еврейства оказался заключён именно в этом единственном событии. Всю нашу историю они воспринимают, словно глядя на неё из-за колючей проволоки Собибора, Треблинки и Освенцима...

Как бы нам ни хотелось обратного, но и сегодня, почти 80 лет спустя, нам приходится не только вспоминать и оплакивать Катастрофу, навсегда изменившую коллективное сознание нашего народа, но и быть свидетелями другой катастрофы, пусть и меньшего масштаба, сотрясающую прямо сейчас другой народ. Нет смысла проводить параллели, но творящееся на наших глазах зло не может не добавлять особой остроты нашим воспоминаниям в этот Йом а-Шоа...