Вера в Иисуса вдохновила меня глубже погрузиться в еврейство

Мой (возможно) парадоксальный опыт.

Когда еврей осознанно приходит к вере в Иисуса, он нередко слышит в свой адрес вопрос: «А почему это ты вдруг переметнулся на другую сторону?» Другими словами, ты же был таким классным игроком «команды евреев» — так чего же ты перебежал в «команду язычников»?

Бытует мнение, что, если еврей обращается в веру в Иисуса, то он уходит с еврейской части поля. И эти стереотипы далеко не поверхностного плана, вроде тех, что он или она променял кугель на торт и лопает бекон вместо говяжьей грудинки. Их смысл лежит гораздо глубже:

Почему ты оставил свой народ, который тысячи лет страдал от антисемитизма, нередко стоя на краю уничтожения, и который имеет такое прекрасное древнейшее наследие, за тарелку похлёбки, подобно библейскому Исаву? Что ты за еврей такой — самоненавистник?

И вообще, всё! Ты уже и евреем-то толком не являешься. Уходи сейчас же. Тебе здесь не место.

Но на своём опыте могу вам засвидетельствовать, что моя вера в Иисуса оказалась прямой противоположностью смене команды — она сделала моё еврейское наследие близким мне, как никогда прежде.

Мой путь к вере

Небольшая предыстория. Я вырос в Бруклине, самом «эмигрантском» районе Нью-Йорка, в семье реформистских евреев. Не без иронии, я часто говорю, что мы не были уж слишком реформистами. Хотя на самом деле единственным членом семьи, кто сохранял верность хоть каким-то традициям, был мой дедушка по материнской линии, который ходил (а не ездил) со мной в храм и научил меня произносить благословение Хамоци за обеденным столом. Кипа при посещении синагоги обычно была обязательной, а потому настойчиво предлагалась на входе тем, кто являлся-таки без неё (у нас их называли на ашкеназский манер ермолками, а из-за нашего нью-йоркского акцента я вообще много лет был уверен, что этот благочестивый головной убор называется «йомика»).

Так что, в целом, я получил еврейское воспитание — как культурное, так и религиозное. У меня была бар-мицва (или для тех, кто возражает против этой формулировки, я стал бар-мицва). Я ездил в еврейский летний лагерь «Кэмп Шомрия» в Либерти, штат Нью-Йорк, проводившийся под эгидой сионистского движения «Ха–шомер ха–цаир» («Юные хранители»). В старшей школе, где я учился, был относительно высокий процент евреев среди учащихся, как и позже в Сиракузском университете, куда я поступил по окончании школы и где стал членом молодежной еврейской организации «Гилель». Так что моя «еврейскость», как и у многих других, состояла из Песаха, Хануки, воспоминаний о еврейском лагере и наличии множества евреев вокруг. Это было время, когда евреям было не опасно быть собой.

В свои школьные и студенческие годы
я посвятил немало времени знакомству
со всевозможными духовными практиками.

Входит Иисус. Вообще, в школьные и студенческие годы я посвятил немало времени знакомству со всевозможными духовными теориями и практиками. Для еврейского поколения бумеров это был почти обряд посвящения: вместо года в Израиле мы проводили год (или больше) в компании восточных гуру и всевозможных духовных наставников.

Самым одиозным, на моей памяти, было выступление в нашем кампусе некоего гуру Махараджи, «16-летнего духовного владыки вселенной». Не помню, насколько серьёзно я воспринял данное заявление, но он оказался довольно интересным персонажем. Однако после его выступления мы тут же благополучно забыли, что он там говорил, и сосредоточили всё свое внимание на важной проблеме, куда пойти поужинать.

Иисус был одним из религиозных деятелей, с чьим учением я ознакомился в тот период.

Меня заинтересовал вопрос: был ли Иисус тем, кем его называли люди? Что, если он действительно был единственным путём к Богу? Я понимал, что в этом отношении ответ может быть либо да, либо нет — никакая середина невозможна. И если он действительно был путём к Богу, то значит, он является таковым как для неевреев, так и для евреев. Истина — это истина, как её ни крути. Я не считал, что Иисус как-то повлиял бы на мое еврейство, которое я воспринимал как данность, каким бы ограниченным ни был мой опыт еврейской жизни.

Короче говоря, познакомившись с разными духовными течениями и проанализировав свой опыт, примерно в 1973 году я пришёл к выводу, что Иисус был единственным путём к Богу, «Мессией», как его именовал иудаизм, и путём «спасения», если говорить нееврейскими терминами.

А что дальше?

А дальше я стал осознавать себя как еврея на всё более и более глубоких уровнях.

Что это значит? Думаю, я впервые осознал подлинное значение еврейства. Для человека, начавшего следовать Библии, еврейство стало чем-то намного большим, чем просто наличие еврейских родственников, обеды в еврейских ресторанчиках или даже посещение служб в синагоге и собраний «Гилеля». Оно означало, что я принадлежу к народу, имеющему уникальную историю отношений с Богом, который дал нам особую роль и предназначение в этом мире. Головокружительное осознание для студента-второкурсника.

Я думаю, что я впервые осознал глубокую
важность того факта, что я еврей.

Но я не стану настаивать, что всё было так уж радужно. На пути, который я избрал, было немало ухабов. Примерно в тот же период ребе Элефант (на двери его офиса была приклеена большая фотография слона), раввин «Гилеля » в нашем кампусе, начал проводить еженедельные занятия, которые он называл «Ответы для фанатиков Иисуса».

Видимо, в какой-то степени его на это сподвигла общенациональная христианская евангелизационная кампания под названием «Ключ 73». У неё был слоган: «Мы нашли!» И этот слоган они лепили повсюду, в том числе в виде наклеек на бамперы. В ответ, насколько я помню, еврейское сообщество выдало свой собственный лозунг: «Мы никогда не теряли!» (Что на самом деле довольно забавно. Удивительно, что в ответ не последовало лозунга «Да неужели?»)

В первую неделю на «Ответы для фанатиков Иисуса» пришёл довольно внушительный контингент студентов, в основном, я полагаю, евреев. Ко второй неделе большинство утратили интерес — точнее, все, кроме меня и раввина. Похоже было на то, как ученики еврейской школы бросают её сразу же после своей бар-мицвы. Мы с раввином Элефантом встречались каждую неделю в его офисе. Не думаю, что мы многого достигли в наших дискуссиях, разве что иногда орали друг на друга. Каждый из нас засел в своём окопе, и оба говорили намного больше, чем слушали. Вспоминая об этом сегодня, я думаю, что мы могли бы выказывать побольше уважения друг к другу во время наших споров.

Я стал окунаться глубже в еврейское наследие

Моя связь с Иисусом зажгла во мне желание узнавать о еврействе всё больше и больше. В Сиракузском и в следующем году в Бингемтонском университете я начал посещать занятия по предметам, которые так или иначе относились к еврейской культуре.

Среди таких предметов была американская еврейская литература, на занятии по которой преподаватель как-то отругал одного из студентов за то, что тот, не удосужившись выучить фамилию Мартина Бубера, называл его «Бубен».

Были также занятия по Каббале, где мы изучали труды известного учёного Гершома Шолема. На первом же занятии профессор с решительным видом заявил нам, что мы пришли изучать Каббалу как историко-философское явление, а не практиковать её. Более чем уверен, что в этой оговорке не было нужны — вряд ли кто-то из нас рассчитывал создавать на парах голема.

Я также обнаружил, что меня охватил невероятно сильный интерес к еврейской истории. Когда я мальчишкой учился до бар-мицвы в еврейской школе, я не мог дождаться, когда уже закончатся эти занятия, но теперь мне хотелось изучить всё от А до Я: о праздниках, о нашей истории и об иудаизме.

В центре всего этого для меня был Иисус.
Благодаря ему я действительно
осознал своё еврейство.

И не просто учиться, а практиковать. Правда, я не стал повязывать тфилин или соблюдать кашрут. Однако приобрёл «Еврейский каталог», справочник 1970-х годов по всевозможным аспектам еврейской жизни, и стал размышлять, что из него я бы мог соблюдать. Мои седеры приобрели для меня больший личностный смысл, я начал отмечать Хануку с более глубоким пониманием жизни и времени Маккавеев, и осенние праздники стали для меня более насыщенными смыслом. Теперь в центре всего этого для меня был Иисус. Благодаря ему я по-настоящему осознал своё еврейское наследие и даже почувствовал особого рода гордость за моё еврейство, которую не испытывал ранее.

Итак…

Иисус вдохновил меня погрузиться в еврейство.

Как оказалось, я не стал перебежчиком, я не поменял команду. Даже тогда, когда в Сиракузском университете я впервые узнал о Новом Завете от католического священника (мой сосед по комнате был католиком и, скорей всего, он нас и познакомил). Даже тогда, когда, будучи новообращённым верующим в Иисуса, я начал поклоняться ему в общине, которая собиралась каждое воскресенье дома у капеллана Сиракузского университета, индуса по происхождению, которого называли просто Коши и который принимал у себя азиатов, африканцев, беженцев из коммунистической Восточной Европы и таких же, как я, евреев, и где мы затем обедали вместе блюдами индийской кухни (острыми или неострыми на выбор).

Даже тогда. Моя связь с наследием моего народа стала гораздо крепче, чем в годы моей юности. И я обязан этим Иисусу. Кто бы мог подумать?